Роберт Хайнлайн - Дверь в лето [с рисунками]
Это было всё, что мне удалось в тот вечер от него услышать. Чтобы он решился показать мне лабораторию, понадобилась ещё неделя.
Большую часть здания занимали теперь другие исследователи, но свою лабораторию он так и не отдал, хотя и не пользовался ею больше. Он заявил, что она засекреченная, и никого близко к ней не подпускал. Не дал он и демонтировать свою установку. Когда он отпер дверь и впустил меня внутрь, в лаборатории пахло, как в склепе, который не открывали много лет.
Ему было нипочём: он уже успел достаточно выпить. Вообще ёмкость на выпивку у него ещё была о-го-го. Он стал читать мне лекцию по математическому обоснованию теории времени и темпорального смещения (слов «путешествие во времени» он не употреблял), но предупредил, чтобы я не записывал. Не послушайся я его, мало что изменилось бы: он начинал абзац словами «Отсюда очевидно, что…» и переходил к таким сложным материям, которые были очевидны, я думаю, только господу Богу да ему самому, но уж никак не нам, простым смертным.
В одну из пауз я сумел вклиниться:
— Мой друг сказал мне, что вам так и не удалось откалибровать установку. Значит, вы не можете заранее определить точную величину предполагаемого темпорального смещения?
— Что? Чушь собачья! Молодой человек, если это нельзя измерить — это не наука. — Он немного побулькал, как кипящий чайник. Потом продолжал: — Вот, смотрите. Я вам покажу. — Он отвернулся и стал крутить ручки. От его оборудования на виду были только «темпоральный локализатор» — просто невысокая платформа, окруженная металлической сеткой, — да пульт управления, вроде тех, что используются для автоклавов или вакуумных камер. Наверное, если бы мне дали подойти к пульту поближе, я смог бы разобраться, как им управлять. Но мне было довольно резко велено держаться в сторонке. Я увидел восьмиканальный рекордер Брауна, несколько мощных соленоидных пускателей и ещё полдюжины других, тоже хорошо известных устройств, но без схемы прибора толку от них было ноль.
Он повернулся ко мне и решительно спросил:
— Есть у вас какая-нибудь мелочь в карманах?
Я достал из кармана пригоршню монет. Он порылся в ней и выбрал две пятидолларовые монеты — два новеньких, симпатичных пластиковых шестиугольника, выпущенных в этом году. «Лучше бы он взял монеты помельче, — подумал я, — у меня уже маловато их остается».
— Нож у вас найдется?
— Да, сэр.
— Нацарапайте на каждой монете свои инициалы. Что я и сделал. Потом он велел мне положить их рядышком в камере.
— Заметьте время. Я установил смещение ровно на одну неделю, плюс-минус шесть секунд.
Я посмотрел на часы. Доктор Твитчел сосчитал:
— Пять… четыре… три… два… один… пошёл!
Я взглянул на платформу. Монет не было. Мне не пришлось делать вид, будто у меня глаза на лоб полезли: одно дело — услышать об этом опыте от Чака, и совсем другое — увидеть самому.
Доктор Твитчел отрывисто сказал:
— Вернёмся сюда через неделю, и вы увидите, как появится одна из них. А вторая… Вы видели на платформе обе? Вы сами их туда положили?
— Да, сэр.
— А где был я?
— У пульта управления, сэр. — Он действительно был в добрых пяти метрах от огораживающей платформу сетки и не приближался к ней ни на шаг.
— Отлично. Идите сюда. — Он сунул руку к себе в карман. — Вот одна из ваших монет. Вторую получите через неделю. — Он вручил мне зелёную пятидолларовую монету. На ней были мои инициалы.
Я ничего не сказал: трудно говорить, когда у тебя отвисла челюсть.
Он продолжал:
— Вы рассердили меня своими замечаниями на прошлой неделе. В среду я заглянул сюда (а я не был тут уже больше года) и обнаружил на платформе эту монету. Тут я понял, что установка была в действии. То есть будет. Вот я и решал целую неделю, показать её вам или нет.
Я посмотрел на монету. Пощупал её.
— Значит, когда мы пришли сюда, она уже была у вас в кармане?
— Разумеется.
— Получается, что она была одновременно и у меня в кармане, и у вас? Как же это может быть?
— Господи, у вас что, глаз нет, молодой человек? У вас голова на плечах натуральная или муляж? Неужели вы не можете осмыслить простой факт только потому, что он лежит за пределами привычного? Сегодня вы принесли эту монету с собою, и мы зашвырнули её на неделю назад: вы сами видели. Неделю назад я её здесь нашел. Положил в карман. Принёс сегодня сюда. Ту же самую монету… точнее, более позднюю репликацию её пространственно-временной структуры: на неделю старше, старее. Но обыватель назвал бы её «та же самая». Хотя сходства между ними не больше, чем между младенцем и взрослым человеком, который из него вырос.
Я взглянул на него:
— Доктор, отправьте меня в прошлое. На неделю назад!
Он взглянул сердито:
— И речи быть не может!
— Почему? Разве на людях эта штука не работает?
— Что? Разумеется, работает.
— Тогда почему нет? Я не боюсь. И представьте только, как это было бы здорово для будущей книги… если бы я мог на собственном опыте убедиться и подтвердить, что темпоральный сдвиг Твитчела действует.
— Вы уже убедились на собственном опыте. Можете так и написать.
— Пожалуй, — задумчиво произнес я, — но мне же не поверят. Этот опыт с монетами… Я верю, потому что я видел его. Но любой, кто прочтёт мои записки, решит, что я просто подвергся внушению, что меня надули каким-то ловким трюком.
— Вот чёрт бы вас подрал, сэр!
— Так это же не я — люди скажут. Они не поверят, что я действительно видел то, что описываю. Вот если бы вы отправили меня на неделю назад, я бы мог описать свои собственные ощущения и…
— Сядьте. И выслушайте меня.
Он сел; мне сесть было некуда, но он этого не заметил.
— Я уже ставил эксперименты на людях, давным-давно. И именно поэтому я решил никогда больше этого не делать.
— Почему? Они погибли?
— Что? Не порите ерунды. — Он посмотрел на меня угрожающе и добавил: — И не смейте ни о чём таком писать в своей книге.
— Как скажете, сэр.
— Эксперименты показали, что живые существа переносят темпоральное перемещение без вреда. Я доверился коллеге — молодому преподавателю, который вел у нас рисование и другие подобные предметы на архитектурном факультете. Он, пожалуй, был больше инженером, нежели ученым, но мне он нравился: у него был очень живой ум. Этого молодого человека — ничего, наверное, не случится, если я скажу вам его имя, — звали Леонард Винсент; он так жаждал испробовать это… Он хотел испытать Большое Перемещение — на пятьсот лет. Я не сумел отказать. Я уступил.
— И что произошло?
— А откуда я знаю? Пятьсот лет! Мне никогда не узнать…
— Вы думаете, он попал на пятьсот лет в будущее?
— Или в прошлое. Он мог очутиться в пятнадцатом веке. Или в двадцать пятом. Шансы совершенно равные. Принцип неопределенности, симметричное уравнение… Я даже иногда думаю… да нет, не может быть. Так, случайное сходство имён.
Я не стал спрашивать, что он имеет в виду, потому что в этот момент вдруг тоже обнаружил это сходство имён, и волосы у меня на голове встали дыбом. Но я быстро выбросил это из головы: у меня были другие проблемы. Да, кроме того, это и было наверняка лишь случайное сходство: не мог же человек в пятнадцатом веке попасть из Колорадо в Италию…
— И я решил впредь не поддаваться подобному искушению. Это ведь не наука: это ничего не добавляет к знанию. Если он попал в будущее — на доброе здоровье. А вот если в прошлое… тогда, получается, я отправил своего друга на расправу варварам, а может, и на съедение диким зверям.
«А может быть, — подумал я, — вы обрекли его на участь Великого Белого Бога». Но я промолчал.
— Я ведь не прошу, чтобы вы отправили меня слишком далеко. То есть надолго.
— Давайте больше не будем об этом, прошу вас.
— Как скажете, доктор. — Но я был не в силах остановиться. — Э-э, позвольте сделать одно предложение?
— Ну? Высказывайтесь.
— Мы могли бы получить почти тот же результат простой репетицией.
— Что вы имеете в виду?
— Совсем понарошку: сделаем всё так, как будто бы мы действительно собрались переместить во времени живой объект — объектом буду я — вплоть до того момента, когда надо нажать кнопку. Тогда я смогу понять смысл процедуры. Пока, честно говоря, я его не вполне понимаю.
Он немного поворчал, но ему так хотелось продемонстрировать мне свою игрушку… Он взвесил меня и отобрал металлические гири, равные моему весу: сто семьдесят фунтов.
— Это те же самые весы, на которых я взвешивал беднягу Винсента.
Вдвоём мы уложили грузы на одном краю платформы.
— Какое время установим? — спросил он. — Выбирайте, вам решать.
— Э-э, вы сказали, что время можно установить точно?
— Да, сэр, именно так я и сказал. А вы сомневаетесь?
— Нет-нет-нет! Ну-с, так. Сегодня двадцать четвёртое мая… Предположим, мы… Как, скажем, насчёт такого смещения: тридцать один год, три недели, один день, семь часов, тринадцать минут и двадцать пять секунд?
![Роберт Хайнлайн - Дверь в лето [с рисунками]](/uploads/posts/books/116820/116820.jpg)
